На протяжении большей части своей 65-летней истории песенный конкурс «Евровидение» оставался строго европейским действом. Однако теперь эта исключительно европейская, лишенная, по мнению автора, всякого вкуса феерия двинулась в Америку, что стало редким примером перемещения трендов поп-культуры в западном направлении, через Атлантику.
Пезенас, Франция — Соединенные Штаты планируют проводить аналогичный «Евровидению» конкурс — «Американский конкурс песни» (American Song Contest), — в котором между собой будут соревноваться 50 американских штатов, претендующих на награду за лучшую — или как минимум «лучшую» — песню. Из-за пандемии коронавируса этот конкурс планируется провести в период рождественских праздников. То есть у нас есть примерно полгода, чтобы воспрепятствовать проведению этого «Американского конкурса песни».
Есть много причин для того, чтобы попытаться защитить «Евровидение» от американцев. В течение нескольких десятилетий конкурс «Евровидение» был одним из немногих символов континентального единства, которые сформировались в недрах массовой культуры (в противовес, скажем, политике единой валюты).
Конкурс «Евровидение», который впервые прошел в 1956 году, стал детищем Европейского радиовещательного союза, который образовался из пепла Второй мировой войны. Этот конкурс рекламировали как один из способов, с помощью которых европейцы могли испытать «нервный трепет» соперничества между различными странами, не вступая при этом в открытую войну, — в минувшем столетии и без того было немало войн.
Таким образом, конкурс «Евровидение» на год старше самого Европейского Союза. Он закрепился прочнее, чем евро, и давал меньше сбоев, чем режим беспрепятственного пересечения границ. Ближайшим соперником «Евровидения» в качестве символа европейского консенсуса является Nutella.
Постоянство «Евровидения» по-настоящему поражает, если учесть, как сильно Европа изменилась за 65 лет с момента его основания. По мере эволюции европейской политики этот конкурс тоже демонстрировал свою способность меняться — и благодаря этому приобретать еще больше смысла.
Участие России и еще шести стран бывшего Восточного блока в 1994 году ознаменовало собой отступление от мировоззрения холодной войны. Когда Эстония приняла у себя «Евровидение» в 2002 году, то есть за два года до своего вступления в Евросоюз, правительственные чиновники, включая президента, выступали с трогательными речами о значении этого конкурса и о месте их страны в Европе.
В 2016 году тогдашний премьер-министр Великобритании Дэвид Кэмерон счел необходимым публично заверить обеспокоенных британцев в том, что Брексит не повлечет за собой «Евроэксит». «С учетом того, что Израиль, Азербайджан и многие другие страны, расположенные рядом с Европой, имеют возможность участвовать, я думаю, в этом смысле нам ничто не грозит». Кэмерон имел в виду именно то, что он сказал, но его слегка издевательский тон выдал его фундаментальную неспособность правильно оценить значение не только «Евровидения», но и Европы.
Смотреть «Евровидение», не относясь к нему слишком серьезно, но при этом получая удовольствие от просмотра, — это часть традиции конкурса. Покойный Терри Воган (Terry Wogan), который много лет освещал этот конкурс на BBC, гораздо лучше понимал значение «Евровидения», нежели Кэмерон, — год за годом он освещал его со всей серьезностью и неподкупной прямотой.
Именно поэтому вмешательство американцев в одну из самых европейских традиций так опасно. Многие американцы не способны на тот тонкий юмор, который демонстрировал Воган, поэтому насмешки зачастую становятся опасными, когда насмехаться начинают американцы. Кроме того, не стоит забывать и о действии принципа Гейзенберга: когда Америка начинает имитировать что-то, что существует в вашей культуре, у имитируемого объекта попросту нет шансов сохраниться в неизменном виде.
Рассмотрим пример. После того, как в 2016 году в качестве приглашенного гостя на «Евровидении» с двумя своими песнями выступил американский поп-кумир Джастин Тимберлейк, продемонстрировав весь свой талант и показав зрителям безупречно поставленный танцевальный номер, это стало для всех нас не просто пятиминутным экзотическим развлечением. Это повлекло за собой американизацию всех последующих конкурсов «Евровидение».
После того номера Тимберлейка выступления на этом конкурсе стали гораздо более отточенными и гладкими, — и прежде характерный для него хаос был сведен к минимуму. Песня, с которой Италия выступила в 2017 году, — где по совершенно непонятной причине мужчина танцевал в костюме гориллы, чего никто не ожидал и не мог объяснить, — стала исключением из правила.
Поскольку «Евровидение» никогда не было рассчитано на американских зрителей, этот конкурс долгое время служил тем безопасным местом, где другие страны могли критиковать Америку. Пресс-конференции «Евровидения» — это один из немногих форумов, где исполнители могут безнаказанно выступать со своими антиамериканскими тирадами, — потому что знают, что американцы не будут это смотреть.
В 2003 году на фоне ожесточенных споров вокруг вторжения в Ирак, которое возглавили американцы, певец из Польши сказал во время пресс-конференции что-то о «чертовой проблеме Буша». Я присутствовала на той пресс-конференции, и я задала музыканту уточняющий вопрос, представившись фриланс-журналистом, освещающим конкурс для New York Times. И этот польский певец ушел от ответа.
В «Евровидении» есть столько аспектов, которые не смогут прижиться в условиях культуры по ту сторону Атлантики, что имеет смысл составить короткий список того, что может пойти не так с «Американским конкурсом песни».
1. Правила голосования, принятые на «Евровидении», не понравятся американцам, потому что они запрещают людям голосовать за конкурсантов своих стран. Американцы, которые зачастую питают фанатичную любовь по отношению к своим штатам, — такие как жители Техаса, — скорее вообще не станут голосовать, чем проголосуют за представителей штатов-конкурентов.
2. «Евровидение» — это некоммерческое мероприятие. С точки зрения американцев, такие мероприятия вообще не имеют смысла, в первую очередь потому, что миллионы долларов, полученные от рекламы, можно потратить на постановку номеров и костюмы. Предполагается, что на конкурсе должна победить лучшая песня, а не лучший номер, однако американцы вряд ли сумеют уловить эту разницу, поскольку они будут слишком заняты подсчетом потенциальной выручки от своих вложений.
3. В Америке только один официальный язык. Одно из очарований «Евровидения» заключается в его лингвистическом разнообразии, однако оно уже постепенно теряется: в эпоху после выступления Тимберлейка тексты песен на английском начинают улучшаться, оставляя позади такую классику, как «Hello, is it God? What's up, dog?» (Исландия, песня « Congratulations», 2013 год) или «Do you wanna play cyber-sex again?» (Сан-Марино, песня «Facebook, Uh, Oh, Oh», 2012 год).
(Кстати, упомянутую песню Сан-Марино было запрещено транслировать по телевидению, но не из-за сексуального содержания, а из-за упоминания корпоративного бренда Facebook. Правила «Евровидения» запрещают это. Каковы шансы, что на «Американском конкурсе песен» будут действовать такие же правила?)
4. Музыкальное разнообразие — это одна из тех характеристик, которые придают «Евровидению» его шарм. Американские региональные музыкальные традиции — кантри/вестерн или хип-хоп — уже давно стали общенациональными, а это значит, что американский конкурс будет представлять собой скорее «миазмы», нежели демонстрацию традиций различных регионов. В Европе восточные европейцы привносят в конкурс самобытное звучание минорных тональностей, а французы демонстрируют свое мастерство в трелях, что придает «Евровидению» особое очарование.
5. В худшем случае Америка сделает «Евровидение» «крутым». Если «Американский конкурс песни» преуспеет, его европейская версия никогда больше не будет прежней. Будет примерно так: здравствуй, Дженнифер Лопес, и прощай, Верка Сердючка; здравствуй, профессиональная хореография, и прощай, колесо для хомяков с человеком внутри.
«Евровидение» было для европейцев безопасным, социально приемлемым способом оконфузиться. Но, когда в дело вмешиваются американцы, веселью приходит конец.
Юни Хонг (Euny Hong) — журналист и писатель. Ее новая книга называется «Сила нунчи: корейский секрет счастья и успеха» («The Power of Nunchi: The Korean Secret to Happiness and Success»).
Свежие комментарии