Мы продолжаем ностальгические путешествия по городам СССР. На этот раз это будет история моего личного знакомства с прекрасным Омском.
Вообще-то мой переезд в 1971 году из Целинограда в Омск вполне можно было бы интерпретировать просто как некое улучшение позиции. Мол, нет. Это еще не начало Великого Переезда. Это мы просто улучшили позицию в рамках одной географической области. Тем более, что с 1868 года (то есть за 99 лет до моего рождения) Омск действительно стал административным центром Акмолинской области, а с 1882 года он оказался центром Степного края и Акмолинской области. И лишь в 1918 году была образована Омская область. И уж если говорить о столичности, то Омск по праву можно было считать столицей Западной Сибири.
Война как она есть 
Ледяная глыба
После переезда мы поселились в микрорайоне Даманский на улице Стрельникова, погранца-старлея , который погиб во время событий на острове Даманском. Тогда это еще не стало забытой историей, и ввиду относительной близости Китая, награждало нас, жителей Сибири, некоторым китайским неврозом.
Еще не став школьником летом 1974 года, я умудрился попасть в пионерлагерь в Исилькуле, на юго-западе Омской области. К тому времени я уже был запойным читателем, поэтому вся лагерная смена у меня бы так и прошла в библиотечных посиделках, если бы не одно обстоятельство. Лагерному начальству пригрезилось провести столь обычное для пионерских лагерей мероприятие – «Зарницу».
Подготовка к войне заняла нас полностью. Сначала мы, обитатели самого младшего отряда, набрались различных страшилок о том, что нас ждет на «этой войне». Очень мы любили представлять, как израненные попадаем в руки «синих» (мы были «зелеными»), и героически храним нашу великую тайну. Эх, кабы мы ее еще и знали, но это уже были мелочи, это было не существенно. И хотя строчки: «Алиса, я им ничего не сказал!» будут озвучены лишь через десятилетие, мы уже вынашивали в своих сердцах сладость этой фразы.
Помню, как мы сидели на веранде и играли в "Чапая", разбрызгивая по полу кругляши шашек, и кто-то из моих друзей принес свою футболку с нарисованными зелеными погонами. Вот, мол, будут враги погоны сдирать, а они не сдираются! Вот так мы и побьем «синих». И все мои приятели тоже обзавелись рисованными на футболках погонами. Я отказался. Сказал, что так нечестно. За что был подвергнут остракизму.
«Зарница» началась ночью. Сначала нас выстроили и что-то долго-долго говорили. Мне было неслышно, потому что наш отряд стоял слишком далеко от старшего пионервожатого. Потом нас куда-то долго вели по ночному промокшему лесу, сандалики набухли глиняно-землистой кашей. Когда уже казалось, что этому не будет конца, мы вышли на раскисшую, перепаханную окопами пустошь. Закричали «Ура!» и бросились бежать. Навстречу нам бежала такая же чумазая, теряющая в сумерках свои человеческие очертания, ревущая масса. Через несколько мгновений мы сшиблись. Как были сорваны мои картонные «зеленые» погончики, я даже не успел заметить. Кругом были чужие люди, а я был уже «убитый». И я каким-то детским наитием понял – вот она. Война как она есть.
Ледяная глыба
Омск знаменит гибелью Ермака, сидением в остроге Федора Михайловича Достоевского, а также примером верности своей присяге. Еще в первом классе нас, накануне вступления в октябрята , привезли на берег Иртыша, где стоит памятник уроженцу Омска генерал-лейтенанту Дмитрию Карбышеву , который был превращен в ледяную глыбу в концлагере Маутхаузен, но не изменил ни своему долгу, ни Родине.
Помню, как-то в семь лет, проснувшись утром в залитой солнечным светом спальне, я вдруг понял, что не могу пошевелить ногами. "Я забыл, как ходить!" - с ужасом подумал я. И чем больше я пытался разбудить мышечную память, тем более запутывался. Все кончилось, подумал я. Почему-то не было страха. Только очень боялся испугать маму, поэтому снова заснул. Когда проснулся, вскочил босыми ногами на голый дощатый пол и побежал на кухню. Меня переполняла радость, но я понимал, что ни с кем и никогда не смогу ею поделиться.
Когда деревья были саженцами
Где-то в это время Омск становится городом-миллионником, и вовсю начинаются разговоры о строительстве в Омске метро. У нашего крупнопанельного дома на обочине Омска появляется какая-то насыпь. И мы верили, что это будет омский метрополитен. За домом под лоджиями мы вместе со своими отцами и матерями высадили худенькие саженцы, и все лето я бегал к ним с лейкой, надеясь ускорить их рост.
Вскоре я уехал из города. Уехал навсегда. Он мне жестоко снился своей ирреально-нелогичной сетью улиц. Я страдал оттого, что именно на этом городе я познал, что такое «никогда». Я его никогда больше не увижу, понимал я. Потому что нет никакого смысла туда возвращаться.
И через двадцать пять лет судьба меня закинула в Омск. Я не узнал этого города. И даже когда я целенаправленно шел к нашему дому, я не узнавал эти места. И даже когда я уткнулся в этот дом, мне все еще казалось, что это не он. Он не может быть вот этой задрипанной девятиэтажкой, окруженной высокими в 4-5 этажей деревьями.
- А я когда-то жил в этом доме. На третьем этаже. – Оправдывался я перед какой-то бдительной старушкой. – Двадцать пять лет назад…
- Ну да. У вас еще собака была. Такая вот, с длинными ушами. Как же помню. – Сказала старушка и закрыла за собой подъездную дверь.
И я напился в тот день в память о нашем Джиме, русском спаниеле, который оказался единственным связующим звеном между Омском и мною.
А метро в Омске так и не построили.
Владимир ГЛИНСКИЙ.
Свежие комментарии