Высоцкий и Пушкин

Пушкин мучился тем, что он поздно родился. Он был влюблен в роскошный восемнадцатый век, эпоху Петра и Екатерины, для России - шири строительства империи, для Европы –прекрасного и благородного заката монархий, последнего всплеска порочной красоты и грациозности перед гибелью старого режима. С какою завистью глядит Пушкин на постаревшего екатерининского вельможу:

... Ступив за твой порог,

Я вдруг переношусь во дни Екатерины.

Вспомним и о том, что первое серьезное стихотворение Пушкина, первое напечатанное под его собственным именем, обращено к Державину, прочитано в его присутствии, и полно воспоминаний о славной, но уже прошедшей эпохе, воспоминаний, сдобренных сожалениями о ней:

Промчались навсегда те времена златые,

Когда под скипетром великия жены

Венчалась славою счастливая Россия,

Цветя под кровом тишины!

И там же юный Пушкин с восторгом пишет о победе русского над галлом в последней войне, на которой ему по малолетству не пришлось побывать:

Сразились. Русский - победитель!

И вспять бежит надменный галл;

А вот что пишет Пушкин всего за год до смерти, в стихотворении, посвященном герою Отечественной войны партизану Давыдову:

Тебе, певцу, тебе, герою!

Не удалось мне за тобою

При громе пушечном, в огне

Скакать на бешеном коне.

Но у Высоцкого есть такая же тема и она для него тоже крайне важна. Высоцкий – представитель поколения, которое застало великую войну и великую победу, но в детском возрасте:

Жили книжные дети, не знавшие битв

Изнывая от детских своих катастроф

поколения невоевавших детей отцов-героев: отсюда и их терзания, их внутренняя надломленность, их очарованность романтикой военной победы и отвращение к скуке и рутине мирной жизни:

Не досталось им даже по пуле

В «ремеслухе» живи да тужи.

У Пушкина – ощущение того, что он опоздал, не увидел строительство империи, топор Петра и мундир Суворова, дым и взрывы первой Отечественной, у Высоцкого – такое же ощущение, потому что не увидел «нового Петра» - Ленина и русский, советский флаг над поверженным Берлином, трагедию и триумф Второй, Великой Отечественной…

Удивительное сходство есть и в появлении Пушкина и Высокого на сцене русской поэзии. Синявский когда-то произвел фурор, сказав: «на тонких эротических ножках вбежал Пушкин в русскую литературу». Но ведь это правда – юный Пушкин обрел бешеную популярность у всей читающей России как автор изящных, хлестких, неприличных, неподцензурных (а иногда и прямо нецензурных), переписываемых от руки стихов и эпиграмм. Когда же Пушкин стал писать серьезные стихи, глубокие философские произведения, былые поклонники от него отвернулись, объявили, что он скучен, исписался…

Но и Высоцкий первоначально стал известен как сочинитель и исполнитель так называемых «блатных песен», которые на самом деле к фольклору преступного сообщества отношения не имели и представляли собой, скорее, юмористические зарисовки тех темных углов советского общества, которые цензура требовала лишний раз не освещать. Вспомните хотя бы песенку про «Рецидивиста», где мы находим не воспевание преступной удали, обычное для «блатоты», а веселое ерничанье над официозной газетной пропагандой:

Это был воскресный день, я был усталым и побитым,

Но одно я помню, одному я рад

В семилетний план поимки хулиганов и бандитов

Я ведь тоже внес свой очень скромный вклад.

И записи с этими песнями распространялись по СССР с такой же стремительностью как альбомные записи с ранними стихами Пушкина по империи.

А зрелый Высоцкий с его философской лирикой, песнями о Гамлете и птице Гамаюн вызывает у публики если не разочарование, то непонимание, которое поэт чувствует:

Мне пишет население бараков:

Володя! Ты не пой за упокой!

Высоцкий и Пушкин

И наконец, вспомним, что Белинский назвал «Онегина» Пушкина энциклопедией русской жизни. Песни Высоцкого – энциклопедия советской жизни. По этим песням, если бы не осталось никаких других документов, потомки могли восстановить бы общий строй и дух советских общества и культуры (настоящих, а не лубочно-пропагандистских).

Осталось лишь указать на сходство, которое совсем мало осознается. Пушкин в конце жизни превращается в консерватора и монархиста. Он пишет «Клеветникам России», после которых, как сейчас говорят, становится нерукопожатным у друзей революционной юности, не говоря уже о европейских знакомцах вроде Мицкевича. Высоцкий также, выехав за рубеж, отказывается поливать грязью свою страну (в которой ему многое не нравилось, и на власти которой ему было за что обижаться). Он не пожелал становиться пешкой в «холодной войне» со стороны Запада, хоть этого от него и очень хотели. В интервью американскому телевидению он говорит: «если вы ждете, что я скажу что-нибудь дурное о своей стране – не дождетесь. Я люблю свою страну». Кстати, Высоцкий, у которого было свое мнение по многим событиям – от Чехословакии до Афганистана не подписал ни одного открытого диссидентского письма! Я понимаю, что в определенных кругах, это заявление прозвучит как приговор его памяти, но ведь он и сам эти круги недолюбливал. Это видно по циклу его песен о культурной революции хунвейбаних, по песне о новых левых – тогда еще эти «бунтари» заигрывали с неомарксистскими идеями и не превратились в неолибералов, но суть у них была и осталась та же… Высоцкий был советский патриот – естественно, не в том смысле, в каком таковым был секретарь ЦК КПСС Михаил Андреевич Суслов, но ведь и Пушкин был монархист не в том смысле - в каком граф Александр Христофорович Бенкендорф…