13 марта исполнится очередная годовщина «первомартовского дела» - убийства Александра II. Поэтому я решил дать накануне несколько портретов революционных деятелей того времени. Тем более, что их интерпретации зачастую грешили однобокостью. Во времена империи народовольцев героизировали, а в нынешние — демонизируют.
Почему я решил начать с «проклятия» русской революции — с Сергея Геннадиевича Нечаева? С одной стороны, именно он начал создавать своего рода партию нового типа, а с другой, есть и личные причины. У нас с ним общая родина — Иваново (с. Иваново, г. Иваново-Вознесенск). А сейчас я живу в городе, в котором осталась последняя улица его имени — в Уфе.
Родился Сергей Нечаев 2 октября 1847 года в селе Иваново в семье вольноотпущенных крестьян. Его отец, Геннадий Нечаев, был внебрачным сыном помещика Петра Епишкова. Отсюда и фамилия Нечаев — нежданный, нечаянный. В 10 лет отец-помещик его продал вместе с матерью другому крепостнику.
Мать нашего героя тоже была из крепостных, но, работая портнихой, выкупилась на свободу. Сам Сергей уже с 9-летнего возраста начал работать. Сначала полотером, потом мальчиком на побегушках в купеческой лавке. А с 14 лет он уже помогал отцу в обслуживании банкетов в качестве официанта. Его семья платила за хороших наставников, которые обучали Сергея латыни, немецкому, французскому, истории, математике и риторике.
Почему я так подробно остановился на этом? Дело в том, что для понимания его изуродованной души стоит взглянуть и на те обстоятельства, при которых она сформировалась. С одной стороны, он получил образование, равное 6-му классу гимназии, с другой — с раннего детства на побегушках, в халдеях. А тут еще и знакомство с будущим народовольцем, писателем Филиппом Нефедовым. Именно тогда Сергея Нечаева стали преследовать «исчезающие мальчики» - ивановские дети, приходившие в 9 лет на местные ткацкие фабрики, а уже к 15 годам пополнявшие ивановские погосты.
В 18 лет (1865г) Нечаев уезжает сначала в Москву, где работает секретарем у Погодина, пытается сдать экзамен на учителя, но проваливается. И уже через год, переехав в Петербург, проходит экзамен и получает место учителя в церковно-приходской школе. К этому времени относится и вхождение Сергея Нечаева в первые революционные кружки. «Худой, с озлобленным лицом и сжатым судорогой ртом, безбородый юноша», — так описывал Сергея Нечаева в своих воспоминаниях один из современников. Он посещал сразу кружок анархистов (Волховского) и кружок социалистов (Натансона и Лопатина). И вот здесь проявились новые качества нашего героя — неразорчивость в средствах при достижении цели.
Лист об организации протестного движения с 97 подписями слушателей Медико-хирургической академии, поддавшихся на его радикальные воззвания, он стал использовать против них самих: выдавал эти лица за членов некоего революционного кружка, затем «случайно» допустил попадание списка этих фамилий в распоряжение Третьего отделения. Сам же Сергей Нечаев, как только возникла угроза ареста, удачно эмигрировал в Швейцарию. Причем, среди студентов с помощью нехитрой мистификации он распространил версию о своем аресте и побеге. Просто, проезжая мимо студентов в карете, он уронил им под ноги листок, в котором сообщал фантастичные подробности ареста и побега.
За границей он вошел в общество Бакунина, который в свою очередь познакомил Нечаева с Огаревым и Герценом. Вместе с Бакуниным составил «Катехизис революционера», который и сам стал проклятием для революционной среды из-за своей нечеловечности. В нем впервые во главу угла ставится террор и полная отрешенность революционера от любых человеческих проявлений. «Природа настоящего революционера исключает всякий романтизм, всякую чувствительность, восторженность и увлечение», - пишет он в нем. «Революционер вступает в государственный, сословный и так называемый образованный мир и живёт в нём только с целью его полнейшего, скорейшего разрушения. Он не революционер, если ему чего-нибудь жаль в этом мире», - утверждает он.
Бакунину, Герцену, Огареву он предстал в качестве представителя партии «Народная расправа». Нечаева не смущало, что в ней состоит только он один. Он тут же начал рассылать из-за границы письма многочисленным своим московским и питерским знакомым, в которых намекал на их якобы участие в революционных делах, тем самым ставя их под удар со стороны Третьего отделения. Зато именно этим он продемонстрировал для своих новых друзей-эмигрантов многочисленность и распространенность мифической организации. Получив от Герцена деньги из Бахметьевского фонда (400 фунтов стерлингов) Нечаев отправился в Россию.
Где начался уже второй акт марлезонского балета. Теперь он уже интриговал местные революционные круги тем, что он приехал напрямую от Бакунина и Герцена, и является эмиссаром партии «Народная расправа». Неизвестно, чем бы эта авантюра закончилась, но Нечаев решил повязать участников убийством «предателя» - студента Ивана Иванова в гроте Петровской академии (ныне Сельскохозяйственная академия имени К.А. Тимерязева). Участников быстро схватили, Нечаеву удалось скрыться в Швейцарии, откуда буквально позже его выдали как уголовного преступника. Процесс, состоявшийся без него в 1871 году, ужаснул общественность. До этого она предпочитала видеть в революционерах рыцарей без страха и упрека. А тут начали вскрываться разные мерзости, ложь, провокаторство. Все революционное движение стремилось откреститься от «этого выродка». Не было ничего страшнее в те времена, как обвинение в «нечаевщине». По его делу судились тогда 87 человек.
Сведения о процессе стали доходить и в Швейцарию, которая поспешила выдать. В 1873-м его приговорили к пожизненному заключению в Петропавловской крепости. И тут он надолго исчезает из поля зрения. Достоевский пишет с него «Бесов». Революционеры проклинают его методы, создают «Землю и волю», затем «Народную волю» и «Черный передел». Постепенно террор входит в их повседневную практику. И вот буквально накануне последнего покушения на Александра II к Желябову приносят письмо от Сергея Нечаева, который умудрился распропагандировать свою охрану. Тот предложил организовать ему побег. У народовольцев ответ был однозначный: организация уже потерпела несколько провалов, и все силы были направлены на первомартовское покушение. Побег же Нечаева неминуемо вызвал бы волну арестов и репрессий. Но они решили дать Нечаеву хотя бы видимость выбора, предложили ему самому выбирать: покушение или побег. Сергей Нечаев, прекрасно отдавая отчет, что после покушения его побег тоже станет не возможен, ответил: «Покушение. Я подожду».
А через полтора года в ноябре 1882 года первый демон русской революции скончался в Петрапавловской крепости от водянки.
Владимир ГЛИНСКИЙ.
Свежие комментарии