Петрович и Армагеддон

Копаясь в мегабайтах своего компа, нашел этот текст почти пятилетней давности. И чем-то он напомнил мне нашу действительность.

Наш забор никогда не бывает пустым и безжизненным, особенно летом. На нем всегда кипит жизнь – бурная и беспощадная. Летают бабочки, воробьи, ползают насекомые. Кто-то кого-то ест, кто-то на что-то надеется. Может, и стоит иногда вглядеться в черты этой безграничной Насекомии, чтобы увидеть в нем зеркало своей души.

*****

Каменная пустыня была сегодня немилосердна – ни тени, ни капли, ни движения. Петрович провел хитиновыми усами по краю очередного булыжника из этой нескончаемой брусчатки – на десять шажков влево, потом резко вверх, по прямой шажков пятнадцать и вниз. И так еще тридцать раз...

Когда он уперся в скалу, его черный с оранжевыми пятнами панцирь уже так напился солнца, что из него можно было выжимать солнечные лучи прямо в бокал. Петрович скользнул в знакомую щель таверны «Под фонтаном» – публика в ней была так себе: три красных «пожарника», уже сцепились друг с другом и никак не могли решить, в какой кабак им переместить свои нанектаренные тела, то и дело мелькали рыжие мускулистые гастеры-муравьи, они опять что-то строят под боком.

За стойкой как всегда был клоп Вася – его коньяк считается лучшим в округе.
– Привет, Петрович! – Вася протер лапой стойку. – Нектарчику?
– Хорошего ядреного конского навоза все равно здесь не найдешь. Город, тить твою медь, – дальний предок Петровича когда-то приехал в эти каменные джунгли с неведомых патриархальных лесов верхом на корзине с грибами, и эти леса Петровичу не давали покоя. – Давай нектар.

Амброзия приятно ударила по усам, жить стало веселее, и Петровичу от этого было еще печальнее. Он прошелся по залу таверны, внимательно разглядывая собравшихся, и что-то высчитывая про себя, шевеля передними лапами.
– Ты чего, деревня?! – забеспокоились «пожарники». – Ты чего тут клешнями машешь?
– Мандибулу прикрой, – сурово буркнул Петрович. – Вы тут мрете, где ни попадя, а я вас утилизируй. Будет потоп, я его всей кутикулой чувствую. Вы-то молодые, ничего не знаете. Родились уже после потопа, а я таких уже три пережил.
– Сказки это, Петрович, – отмахнулись забулдыги. – Кто этот твой потоп видел?
Петрович вышел из таверны, прошелся мимо очередной стройки века.

– Айнц-цвай! Вира-майна! – мимо проносились толпы затурканных муравьев. Петрович прошел сквозь них как форштевень ледокола, вновь выбрался на брусчатку. Вдруг прямо перед ним выросли костлявые розовые лапы обтрепанного голубя.
– Ты про википедию слышал? – спросил могильщик. – Там написано, что нас трогать нельзя. Мы – «Красный крест», санитары. Твоя моя понимай? Я – доктор твоего тела – мал-мала тебя хоронить буду. Стой! Ты куда? Я тебя еще не обмерил! Тукта, малыш! – Распоясавшийся Петрович на пьяных лапах пытался догнать голубя, но тот уже на неуклюжих крыльях перемахнул на другой конец каменной пустоши. Мимо громыхали чьи-то тумбы безобразных огромных ног, но Петровичу уже все было фиолетово – он ждал прихода Большой воды.

– Мама, смотри какой жук маленький. Он, наверное, маму не слушался. Вот и потерялся. Давай ему маму найдем? – огромные розовые щупальца сдавили тело Петровича, и уволокли его в горние выси.
– Ты – Бог? – спросил Петрович эти безразмерные карие глаза, хлопающие ресницами. – Скажи, после потопа что-нибудь будет?
– Выбрось эту гадость немедленно, – раздался глас иерихонской трубы, и Петрович нераскрывшимся парашютом пал прямо с горних высей на грешную землю. От удара твердь раскололась, в небе сверкнули серебристые зигзаги и пришла Большая вода.

Вода подхватила жука, понесла вдоль высоченных стен поребрика, Петрович из последних сил ухватился за выступ, и еле-еле втащил свое помятое тело под пожелтевший лист. Мимо с веселыми воплями пронеслась, качаясь на волне, сцепка из десяти «пожарников»:
– А не спеши ты нас хоронить, а у нас еще здесь дела. У нас дома детей мал-мала, – старательно гудел их пьяненький хор. – Эй, Петрович! Вася просил тебе передать, что он шахматы расставил, и коньяк разлил.
Петрович отряхнул воду с лапок и побрел промокшей Кассандрой в таверну.

Владимир ГЛИНСКИЙ.