Московский мирный договор 1940 года стал объектом критики с обеих воевавших сторон. Если в Финляндии население считало уступки территорий позорным исходом конфликта и сам факт заключения такого мира у финнов вызвал шок, то в РККА настроения были примерно такого рода:
«почему не присоединили всю Финляндию, почему стали договариваться с «белогвардейским» правительством, а не с «правильным» правительством Куусинена? Неужели все потери зря?».
Напомню, что по договору Финляндия уступила СССР северную часть Карельского перешейка (с важными городами — Выборгом и Сортавалой), несколько островов в Финском заливе, территорию Салла-Куусама (севернее перешейка), часть полуостровов Рыбачий и Средний. А вот часть полуострова Ханко Советский Союз у финнов арендовал:
«Финляндская Республика выражает согласие сдать в аренду с ежегодной уплатой Советским Союзом восьми миллионов финских марок, сроком на тридцать лет, полуостров Ханко и морскую территорию вокруг него, радиусом в пять миль к югу и востоку и в три мили к северу и западу, и ряд островов, примыкающих к нему, в соответствии с приложенной картой — для создания там военно-морской базы, способной оборонять от агрессии вход в Финский залив...» (с) из текста Московского мирного договора, 12 марта 1940 года.
Можно сказать, что сталинский СССР добился в ходе конфликта своей «программы-минимум» — отодвинул границы от Ленинграда и усилил военное влияние на Балтике. Но, судя по «отзывам масс», все понимали, что эта война — не последняя.
Если судить по сводкам НКВД, красноармейцы теперь возмущались не отсутствием еды или теплой униформы, не тактическими ошибками командиров, даже не потерями РККА.
Военные задавались вопросом: почему не пошли дальше, зачем был нужен этот «половинчатый» мир с финнами, если Линия Маннергейма преодолена, а вооруженные силы противника близки к разгрому, после нескольких месяцев тяжелой войны? Выдвигались самые интересные версии подобного развития событий. Иногда винили марионеточное правительство Куусинена и тот факт, что финны не пожелали «освобождаться»:
«Наверное, товарищ Молотов глядел, глядел на Куусинена и сказал: «ну, ты (нецензурное выражение), от тебя толку нет, и решил вступить в переговоры с настоящим правительством Финляндии...» (с) начальник связи Спасский в комнате комиссара штаба батареи. / Спецсообщение Особого отдела НКВД 7-й армии, 16 марта 1940 года. / Зимняя война 1939 — 1940 гг. в рассекреченных документах Центрального архива ФСБ России и архивов Финляндии. Под редакцией В. С. Христофорова.
Большая часть красноармейцев и командиров, по-видимому, соглашалась с тем, что «Финляндская Демократическая Республика» — это неудачный проект, как и «Финская народная армия», набранная из советских граждан. Отчасти осознание сего факта стало для бойцов РККА большим разочарованием, некоторые посчитали себя обманутыми:
«Вся эта народная армия была создана из наших карелов, никакой корпус финнов на нашу сторону не переходил...» (с) красноармеец 241-го артполка (14-я армия) Котелин, сводка Особого отдела ГУГБ НКВД СССР, 20 марта 1940 года. / Источник тот же.
Помимо этого, высказывались опасения, что, заключив мир с финнами, СССР проявил слабость, возможно, «испугался» англичан или французов. Некоторые шли дальше, упоминая о долгом топтании на месте, о том, что сама война пошла как-то не по плану. Наконец, третьи вообще вспоминали немцев, мол, те справились бы быстрее:
«Мир с Финляндией показывает слабость нашей армии. Если бы Германия взялась за это дело, Финляндия была бы разбита в течение недели...» (с) красноармеец 58-го стрелкового полка (14-я армия), сводка Особого отдела ГУГБ НКВД СССР, 20 марта 1940 года.
Многие, однако, никак не критиковали Сталина или советское правительство, просто рвались в бой, считая, что война рано или поздно начнется вновь (в данном случае — пророческая позиция).
Некоторые даже рассуждали о том, что несмотря на прорыв Линии Маннергейма, несмотря на уступки финнами территорий, на западе будут думать, что победили именно финны, что РККА — слаба. А всё потому, что не прошли с боями всю Финляндию.
«Неправильно сделало наше правительство, заключая договор с Финляндией, нужно было бить финляндскую белогвардейщину до конца...» (с) Младший командир 3-го батальона Военно-медицинского училища Добромыслов, сводка Особого отдела ГУГБ НКВД СССР, 20 марта 1940 года.
Некоторые красноармейцы и командиры говорили о прагматичной политике СССР. Мол, так и так, преследовали две цели — обезопасить Ленинград и советизировать Финляндию. Первое получилось, второе просто сочли делом хлопотным и ненужным. Другие красноармейцы отмечали и позитивные моменты: РККА «научилась воевать», сумела, наконец, разбить финские укрепления и нанести противнику потери. Интересно, что на некоторых участках фронта красноармейцы и финны общались, НКВД отмечает даже «факты братания».
В результате таких бесед бойцы и командиры РККА узнавали, что финнам, в общем-то, тоже было «весело»:
«Финны делились впечатлениями о действиях советской авиации, танков и артиллерии... Финские солдаты заявляли о том, что в их армии росло недовольство политикой финского правительства...» (с) старший лейтенант Гусев, Спецсообщение Особого отдела НКВД 7-й армии, 16 марта 1940 года.
Больше всего финны хвалили советскую артиллерию. В общем, заключение мира с финнами красноармейцы встретили неоднозначно: кто-то радовался окончанию войны (такие тоже были, разумеется), прочие же считали, что кампанию следовало завершить «до конца»...
Тёмный историк.
Свежие комментарии