Не отпускает меня бабушка Шевчука, торгующая картошкой. Я бы и рада бабушкиной картошки поесть. И ее помидорчиков, редиски, огурчиков...
Да нет ее на этом свете много лет. Только у нее на огороде было всё самое вкусное на земле. Толком не помню, была ли пенсия у нашей Каплиньи и сестры ее Липестиньи, которым везла в зимой 1996 года в далекую алтайскую Карагайку из Москвы масло в бидончике, белую муку (мама сказала, что у них только серая) и и теплые кальсоны из отцовских запасов для местных мужиков.
Как смеялись мужики в Карагайке, горноалтайском селе, затерянном в снегах и солнце, над московской Красной Шапочкой! Показали мне какую хошь муку в мешках у бабушек в сенях. У них в селе по выходным и праздникам принято нести старикам от тех, кто помоложе, всё в чем те нуждаются, независимо от родства. Все тут свои.
И кот Васька был счастлив, что нагрянула я к ним в дни поста, потому что для дорогой гостьи бабушки налепили пельменей с мясом, и ему перепало.
- Он же вместе с нами поствовал!
Везде, где бабушка не объявлялась, она немедленно устраивала грядки. Только в московском палисаднике, пожалуй, не смогла. Да у нее у в городе-то жить не получалось.
И отошла Каплинья на небеса, уснув в своей черной баньке в Карагайке, куда я даже войти тогда смогла только на четвереньках - так ее протопили. А бабушки парились нормально.
Принесли ее домой на одеялке. Тут она тихо и ушла.
И было нашей Каплинье лет сто, а, может, больше. Никто толком и не знал. Отец, зять которого она обожала ("он за всю жизнь мне плохого слова не сказал") записал ей в паспорт почему-то дату моего дня рождения и 1898 год - она, вроде, про него упоминала. А, может, и нет.
И мама говорила, что детки, которые умерли у нее в сорок первом от кори, были бы крепче, если бы жила она с ними не отдельно, а у бабушки на заимке. Где что бабушка брала на заимке, я не знаю. Тайга богата многим, но я жалею, что не успела спросить, где Каплинья ткань на одежду доставала.
Да чего я только не успела спросить! Как и все мы, наверное.
Но мне говорили, что сельские бабушки дольше живут, чем мы, городские, потому что каждый год у себя в саду и на огороде они переживают чудо нового рождения - цветка, плода, урожая... Вдыхают запах свежевскопанной земли как нектар вечной молодости.
Тесть брата, полный и жизнерадостный, жил не в Сибири, а в Подмосковье. И я поразилась тому, какой огромной и умно устроенной усадьбой он владел. Не Рублевка зачуханная, скажу я вам. Там из чистой горницы двумя хитрыми ходами можно было попасть к корове, о существовании которой вы и не подозревали, когда пили в первый раз там чай с пирогами. А жили они в 70-е годы, когда я их застала неразумной городской девчонкой, приехавшей знакомиться с невестой брата, пасекой и малиной. Продукцию свою тесть возил не куда-нибудь - на Центральный рынок в Москву.
На том месте теперь торговый центр, построенный по мировым стандартам, говорят, можно даже сейчас специи из любой точки света купить.
Только той душистой крупной подмосковной малины, которой я, само собой, объедалась прямо с куста, уже не купишь.
Все это я вспомнила, когда утром наткнулась на сцену из фильма "Берегись автомобиля", где тесть героя кричит зятю:
- Я торгую клубникой, выращенной собственными руками!
Поскольку вряд ли музыкант что-то своими руками растит, но обрел огромный авторитет в глазах украинской публики благодаря своему громкому антироссийскому пассажу, то не мог бы он его употребить по делу и мощный багаж похвал противника обменять на бабушку, которая тоже не просто жизнь прожила, но сумела пронести сквозь нее другие идеалы, за что сейчас, возможно, страдает?
Кстати, интересно, что думает Шевчук о судьбе этой бабушки.
Раз считает нормальным встать публично на сторону вот этих...
Наталия Ефимова.
Свежие комментарии